Русская сатира екатерининского времени - Страница 25

А общественное воспитание, то есть то, собственно, что мы называем образованием? – Оно тоже было не в блестящем положении в то время, когда сатирические журналы выступили на свое поприще. Приведем одну выдержку из «Живописца» о том, как все общество враждебно расположено было к образованию.

...

«Что в науках, – говорит Наркис, – астрономия умножит ли красоту мою паче звезд небесных? Нет; на что мне она? Мафиматика прибавит ли моих доходов? Нет; черт ли в ней? Физика изобретет ли новые таинства в природе, служащие к моему украшению? Нет; куда она годится!» и пр. Этот Наркис танцует прелестно, одевается щегольски, поет «как ангел; красавицы почитают его Адонисом», словом, это – светский человек. Совсем другое говорит Худовоспитанник, офицер-бурбон. «Науки сделают ли меня смелее? – рассуждает он, – прибавят ли мне храбрости? сделают ли исправнейшим в моей должности? – Нет: так они для меня и не годятся. Вся моя наука состоит в том, чтобы уметь кричать: «пали! коли! руби!» и быть строгу до чрезвычайности к своим подчиненным». Однако – времена переменились, и худовоспитанник не может получить высшего чина, потому что ни о чем не умеет рассудить; обиженный, он выходит в отставку и «едет в другую неприятельскую землю, а именно во свое поместье. Служа в полку, собирал он иногда с неприятелей контрибуцию, а здесь со крестьян своих: собирает тяжкие подати. Там рубил неверных, а здесь сечет и мучит правоверных. Там не имел он никакия жалости; нет у него и здесь никому и никакой пощады, и если бы можно было ему с крестьянами своими поступать в силу военного устава, то не отказался бы он их аркебузировать». Кривосуд имеет тоже сильные резоны против наук. Он спрашивает: «По наукам ли чины раздаются? Я ничему не учился, однако ж я судья. Моя наука теперь в том состоит, чтобы знать наизусть все указы и в случае нужды уметь их употреблять в свою пользу. Науками ли получаются деньги? Науками ли нарушаются деревни? Науками ли приобретают себе покровителей? Науками ли доставляют себе в старости спокойную жизнь? Науками ли делают детей своих счастливыми? Нет! Так к чему же они годятся? Будь ученый человек хоть семи пядей во лбу да попадись к нам в приказ, то переучим его на свой салтык, буде не захочет ходить по миру». В этом же роде рассуждает и Молокосос, которому дают чины по милости дядюшки, деньги присылает батюшка и которого начальники не только любят, но еще стараются угождать ему, делая тем услугу знатным его родственникам, и пр. Щеголиха говорит: «Как глупы те люди, которые в науках самые прекрасные лета погубляют! Ужасть, как смешны ученые мужчины! А наши сестры, ученые, – о, они-то совершенные дуры! В слове уметь нравиться все наши заключаются науки», и пр. Волокита рассуждает так: «Какая польза мне в науках? Науками ли приходят в любовь у прекрасного пола? Науками ли нравятся? Науками ли упорные побеждаются сердца? Науками ли украшают лоб (мужа)? Науками ли торжествуют над солюбовниками? Нет, так они для меня и не годятся» («Живописец», I, стр. 11–30).

Почти то же самое, и даже в подобной же диалогической форме, говорил за сорок лет ранее Кантемир в сатире «На хулящих учение». И скажем по совести: хоть одно из всех приведенных нами рассуждений «Живописца» потеряло ли свою свежесть и справедливость даже в настоящее время, когда, и пр.? – Не повторяет ли до сих пор какой-нибудь Вышневский мыслей Кривосуда, Вихорев – Волокиты, и т. п.? Что же это значит? Конечно, то, что общество наше не очень далеко ушло в последние девяносто лет на поприще образования! В самом деле – оглянитесь вокруг себя: чего должен ожидать и чему подвергается в нашем обществе человек, посвятивший себя занятиям наукою, даже если он не школьный педант? «Дойти до степеней известных» ему не удастся, если он честен и горд; так называемая ученая карьера у нас вовсе не пользуется почетом и представляет какую-то пародию на карьеру. Состояние до сих пор наукою у нас не приобретается; разве какой-нибудь спекулятор сочинит плохой учебник да напечатает его двадцать изданий для заведений, в которых начальствует он сам или его сваты и приятели. В обществе нашем человеку серьезно образованному нечего делать: если он не сядет за карты, то непременно нагонит тоску на всех присутствующих. О женщинах нечего и говорить: они еще долго не перестанут быть танцующими и говорящими куклами; сердце их еще долго будет сладостно замирать при виде усов и эполет; для того чтоб привлечь их расположение, долго еще надо будет «уметь одеваться со вкусом и чесать волосы по моде, говорить всякие трогающие безделки, воздыхать кстати, хохотать громко, сидеть разбросану, иметь приятный вид, пленяющую походку, быть совсем развязану» («Живописец», I, 26)… Где же наш прогресс, где результаты сатирических обличений?

Где ж плоды той работы полезной?

Надо, впрочем, заметить, что вопрос об образовании поставлен очень широко в приведенных нами рассуждениях. Здесь уже вина равнодушия к наукам падает не на личные качества отдельных особ, а на устройство и направление целого общества. Действительно, глупо и непрактично в этом обществе заботиться об украшении ума науками, и все тупоумные выходки Кривосудов, Худовоспитанников и других имеют, в сущности, глубоко справедливое основание. Если бы сатира наша сумела утвердиться на этом основании, она бы дошла до многого. В самом деле, припомните все выходки, сгруппированные «Живописцем», и задайте вопрос: что же нужно, чтобы в этом обществе могла водвориться разумность, могло распространиться истинное образование? Ответ будет простой: нужно изменение общественных отношений. Надо, чтоб никакие преимущества знатности и протекции не имели влияния на определение судьбы человека: тогда и Молокосос будет учиться, чтобы суметь чего-нибудь достигнуть. Нужно, чтобы в судах не было произвола, чтобы законы не были достоянием одной касты, а строго и равно охраняли права каждого: тогда и Кривосуд поймет необходимость науки. Нужно, чтобы всякий из людей служащих был не слепым орудием в руках другого, а имел свою долю участия в общественных интересах: тогда и в беседах наших необходимо появится дельный разговор, и какой-нибудь Наркис принужден будет отказаться от своих трогающих безделок для разговора более дельного; а при этом он необходимо должен будет почувствовать цену образования… Наконец, самое главное, нужно, чтобы значение человека в обществе определялось его личными достоинствами и чтобы материальные блага приобретались каждым в строгой соразмерности с количеством и достоинством его труда: тогда всякий будет учиться уже и затем, чтоб делать как можно лучше свое дело, и невозможны будут тунеядцы, подобные Худовоспитаннику, который выходит в отставку, чтобы в деревне безобразничать над крестьянами. Тогда даже и Волокиты (самый безнадежный народ, больше всё из военных) захотят чему-нибудь выучиться, потому что иначе им не на что будет не только одеться со вкусом, но даже и убрать свои волосы… Да и Щеголихи тогда переменят свои воззрения, если только сами они уцелеют при таком изменении общественных отношений… А пока продолжается то положение дел, какое изображала сама же сатира екатерининского периода, до тех пор должно продолжаться «темное царство», которое недавно обозревали мы в сочинениях Островского. Просим читателя припомнить или просмотреть то, что мы говорили тогда о возможности и значении образования в «темном царстве», под влиянием самодурных отношений. К сожалению, екатерининская сатира не удержалась на точке зрения общественности и не развила тех идей, которых зародыш заключался в приведенном нами из «Живописца» очерке русских воззрений на образованность. Кажется, сатирики и сами, впрочем, не совсем ясно сознавали возможное значение этого очерка. Из других статей сатирических журналов видно, что они полагали всю надежду на книги и училища. Что касается до книг, то мы уже говорили выше, много ли значения могли иметь они и какие затруднения встретились им тотчас же, как только стало похоже на то, что они приобретают самостоятельное значение. Прибавим, однако, что до конца царствования Екатерины наши сатирики не переставали восхвалять данную им свободу мыслить и говорить. В 1788 году Фонвизин задумал было издавать сатирический журнал